— Пошли, Чико.
Сорняки здесь вымахали по колено, и Гарри с Чико еле продрались к центру стоянки. Несколько полицейских и группа напряженно молчавших негров тесно обступили накрытый одеялом маленький безжизненный комочек. С одной стороны из-под ткани выглядывала нога в крохотной кроссовке.
— Кто это? — негромко спросил Гарри.
Грубая бульдожья физиономия сержанта Рейнике казалась сейчас высеченной из камня:
— Его звали Чарлз Рассел, сэр. Ему было десять лет. Всего один выстрел… пуля размозжила ему лицо.
Он на мгновение замолк и поднял на Гарри жесткий немигающий взгляд:
— Найди эту тварь, Гарри.
Гарри наклонился и откинул край одеяла. В свете фонаря, который держал сержант Рейнике, перед глазами Чико предстало такое, что он при всем желании не смог бы забыть до конца своей жизни: бесформенная кровавая масса, еще совсем недавно бывшая лицом маленького мальчика.
— О Боже праведный!
Чико отвернулся, его тут же стошнило.
Гарри медленно опустил одеяло и бросил взгляд на судорожно вздрагивающего партнера, рот его скривился в сардонической усмешке:
— Добро пожаловать в отдел по расследованию убийств, малыш.
Чико поднял голову — его лоб был покрыт крупными каплями пота, лицо позеленело. Взглянув в глаза Гарри Каллахэна, он увидел, как в них мелькнуло нечто такое, что никак не соответствовало ироничному тону голоса. Он вдруг увидел в этом человеке то, о чем не мог даже подозревать, — муку, отчаяние, сострадание, глубоко спрятанную, сжигающую душу боль.
О, какой же ты засранец, Гарри Каллахэн! Эта непрестанная игра в невозмутимость… Но глаза, глаза — они никогда не лгут.
Все заняло около часа. Приехала машина криминологической экспертизы, специалисты сделали снимки Чарлза Рассела — подававшего надежды питчера детской бейсбольной команды Портеро-хилл, — и «скорая» увезла труп. Все это было рутинной частью профессии, а еще проще — работой. С таким же кажущимся безразличием санитары увезли бы сдохшего кота. Гарри и Чико просто стояли неподалеку и наблюдали за тем, как люди из тактического подразделения под командованием Рейнике осматривают крыши. Когда они спустились, в руках одного из сотрудников был прозрачный пластиковый пакет, в котором лежала стреляная гильза тридцать третьего калибра.
— Вот, — сказал Рейнике, — все сходится, это сделал ваш тип. Но ребенок… Почему он выбрал мальчишку?
— Он был негр, не так ли? — Гарри взял пакет с гильзой и пошел к машине.
Две латунные гильзы, найденные на двух разных крышах, наглая записка и словесный портрет, подходящий к половине мужского населения северной Калифорнии, — в сумме все это снова давало ноль.
— Его должны были заметить, — Гарри сидел в машине и мрачно вглядывался в ползущий по Тексас-стрит туман. Фары упирались в непроницаемую молочную стену.
— В таком тумане? Вряд ли, — еле слышно отозвался Чико. Чувствовал он себя препаршивейше и совершенно бесполезным.
— Когда он сюда пришел, тумана, скорее всего, еще не было. Черт возьми, в этом квартале любой белый, да еще с увесистой сумкой обязательно привлек бы внимание.
— Возможно, — прошептал Чико.
— Ты не первый, кого в подобных обстоятельствах выворачивало наизнанку, — Гарри сочувственно смотрел на него. — Это вовсе не означает, что ты плохой полицейский… Скорее, доказывает, что ты просто нормальный человек.
Чико выдавил из себя подобие улыбки. Лицо его было по-прежнему бледным, глаза подозрительно поблескивали.
— Спасибо, Каллахэн.
Гарри фыркнул и завел двигатель:
— Зачем так официально, Панчо? Меня по-прежнему зовут Гарри.
Они медленно объезжали затянутые туманом улицы Потреро-хилл. И повсюду встречали безучастные черные лица.
— Вы не видели белого мужчину… среднего роста… около тридцати лет? Мог быть одет в коричневые брюки и поношенную коричневую ветровку… Мог иметь при себе сумку.
— Нет, сэр. Никого не видел.
— Нет, сэр, лично я никого не видел.
— Здешний народ не скажет правды даже родной матери, — с горечью заметил Гарри и резко свернул в узкий переулок. Теперь они вслепую, но довольно быстро ехали по Миссисипи-стрит.
На Чико это произвело впечатление:
— А вы уверены, что мы едем правильно?
— Я здесь родился. Меня можно считать парнем с Потреро-хилл.
Гарри поглядел направо, где сквозь клубы тумана виднелись старые деревянные постройки в викторианском стиле.
— Есть вещи, которые никогда не меняются, и одна из них — Потреро-хилл.
— Вы не видели мужчину среднего роста… Коричневые брюки, коричневая ветровка?
— Нет, сэр. Я никого не видел.
— Они приучились не доверять полицейским, — раздраженно продолжал Гарри. — Здешние дети с рождения не верят полиции. Помню, в шесть лет я запустил в полицейского кирпичом. Он поймал его и бросил в меня. В те дни полицейских не учили социологии. Не знаю, может, все мы были немного проще. Просто не знаю.
— Вы не видели где-то около семи часов вечера, может, около восьми, мужчину в коричневых брюках и с коричневой сумкой?
— Да, тут двое парней перевозили пианино, но на них коричневых штанов не было. Один был в костюме, старом синем костюме.
— Шуты. К ним надо относиться с юмором, иначе можно сойти с ума. Во всем мире не наберется столько шутников, сколько в одном квартале Потреро-хилл.
Семеро высоких угрожающего вида молодых людей окружили уличный фонарь и лениво перебрасывались баскетбольным мячом. Гарри подрулил к тротуару, Чико высунулся в окно:
— Привет, ребята. Не возражаете, если я задам вам пару вопросов?
— Валяй, — откликнулся один из них, — только вначале я тебя кое о чем спрошу. Понимаешь, мой дружок… В общем, он считает, что так оно и есть, а я думаю, что все это вранье…
Чико приветливо улыбнулся:
— А в чем дело?
— Да он уверяет, что свиньи едят дерьмо!
Парни захохотали и скрылись в клубах тумана.
— Не вижу ничего смешного, — обиженно пробормотал Чико. — Очень остроумно!
Гарри откинулся на сиденье, длинные сухие пальцы выбивали на руле медленную дробь.
— Так мы никогда не поймаем этого типа, Чико. Нам не хватит и миллиона лет. Это случай не для криминалистов, да и тупая беготня по улицам тоже ничего не даст. Черт, он же ясно сказал, что собирается делать, и он это сделал! Убью священника, он написал… или ниггера. Что ж, дом, с которого его вспугнули вертолетчики, рядом с католической церковью. Священник ему не достался, поэтому он разделался с Чарлзом Расселом. Но это его не устраивает, Чико. Он обещал нам мертвого священника, и он очень хочет сдержать свое слово.
Чико негромко присвистнул:
— В этом городе полным-полно церквей, Гарри, и столько же священников. Мы не можем установить наблюдение за каждым из них.
— Верно. Все, что нам надо, — следить за одним, — Гарри нажал на педаль газа, развернулся и направил машину в сторону главного шоссе.
— Куда мы едем?
— Обратно в стойло. Тебе надо как следует выспаться — у меня есть предчувствие, что завтра нам придется поработать на всю катушку.
У шефа полиции было гладкое круглое лицо и копна белых как снег волос. Глаза светло-голубые, яркие и очень дружелюбные. К нему прилепилось прозвище Епископ, в котором отражалось то уважение, которым он пользовался в управлении полиции Сан-Франциско. Он уже давно работал полицейским, очень давно — на его глазах менялся и город, и характер преступлений, происходивших в его городе. По своей натуре он был очень здравомыслящим офицером, от всей души ненавидящим насилие.
Давление и принуждение, но ни в коем случае не сила — это было одно из его самых любимых высказываний. И тем не менее, когда к тому принуждали обстоятельства, он мог и умел применить силу. Как раз сейчас он испытывал подобное давление: наверное, сейчас сила была объективной необходимостью, но шефу полиции это было не по душе. Поэтому он с беспокойством разглядывал зачехленную крупнокалиберную винтовку, которую держал лейтенант Бресслер.
— Вы отвечаете насилием на насилие, Эл, и я не уверен, что это правильно. Кстати, что это за винтовка?
— Четырехзарядный «винчестер» пятьдесят восьмого калибра, сэр.
Шеф неловко повернулся в кресле:
— С такой штукой хорошо охотиться на слонов. По-моему, вы немного перегибаете палку.
— Это все, что нам удалось раздобыть, — вступил в разговор Гарри. Выйдя из-за спины Бресслера, он взял винтовку и положил на стол шефа. — Пятьдесят восьмой калибр остановит его, даже если я попаду ему только в мизинец. Здесь десятикратный кумулятивный заряд. Мощная штука.
— Да, — согласился шеф, — очень мощная штука.
